Старый Кот Орет Днем И Ночью-Что Делать

Старый кот орет и днем и ночью. Что делать

Если вашему коту посчастливилось дожить до преклонного возраста, то вы можете стать свидетелем того, как меняется характер животного. Так, например, мой старый кот орет периодически и по поводу и без повода.

Почему старый кот орет все время

Сначала мы думали, что у него что-то болит, и отвезли его к ветеринару. Но, оказалось, что для своих 15-ти лет он на зависть здоров.

Возраст кошки по человеческим меркам таблица

Потом мы заметили, что он немного успокаивается после того, как ему дашь немного еды. А вскоре наш орун Кеша стал отказываться и от перекусов, а орать переставал только после того, как я брала его на руки и минут 10 носила по всей квартире на глазах у других кошек. И чем больше наших кошек видели его у меня на руках, тем спокойнее он становился и тут же слазил с рук и укладывался спать.

Погуглила я зарубежные сайты по этой теме. Оказалось все просто. Старые кошки чувствуют себя не так уверенно, как молодые. У них уже и силы не те, и зрение подводит, и слух становится плохим. И они начинаю просить защиты. Особенно это заметно, если кошка у вас не одна.

Мы для них, как мама. Они чувствуют, что уже далеко не так сильны и молоды, и им требуется защита. И этой защитой становимся мы.

Некоторые старые кошки требуют больше ласки. У нас есть один котик по имени Чипа, который до 9 лет не давался на руки и не разрешал себя гладить. Теперь же его, как будто подменили. Он периодически подбегает ко мне и смотрит прямо в глаза. Стоит его пару раз погладить, как он тут же веселый бежит играть или ложится спать.

Кошка Мурка, которой уже 13 лет, снимает стресс тем, что постоянно ест. Но стоит ее погладить и подержать на руках, как она успокаивается и идет спать.

Если же не обращать внимание на то, что кот орет, то у него может начаться депрессия, а это, как вы понимаете, не прибавит здоровья ни вам, ни ему.

Депрессия у кошки. Симптомы и лечение

Что делать, если старый кот орет

Для начала необходимо его проверить и исключить серьезные заболевания. Обычно кошки терпят любую боль и никогда не орут. Чаще всего старые кошки начинают подавать голос только, если хотят есть или у них болит живот.

Если здоровье вашего кота в пределах нормы, то тогда наберитесь терпения и постарайтесь быть с ним ласковее, чем обычно. Если он не хочет есть, то погладьте его и попробуйте дать еду из руки или с ложки. Скорее всего у него уже слабый нюх. Поэтому можно добавлять в еду что-то пахучее, например, маленький кусочек колбасы или рыбки.

И побольше разговаривайте с кошкой. Говорите, что угодно, главное спокойно и ласково. От вас должна исходить хорошая энергетика. Тогда и кошка будет спокойной и уверенной в себе.

Возьмите её на руки и прижмите к себе. Ночью лучше чтобы кот или кошка спала рядом с вами. Главное не ругать животное, и тем более не пугать его тапочкой и не бить. Если животное будет чувствовать вашу защиту, то и орать ему будет незачем.

Не стоит поить кота валерьянкой или успокаивающими каплями. Это не поможет, а навредить может.

Берегите своих животных. Старость ни кого не делает лучше.

Кошка Мурка, которой уже 13 лет, снимает стресс тем, что постоянно ест. Но стоит ее погладить и подержать на руках, как она успокаивается и идет спать.

В людях. М. Горький

Я — в людях, служу «мальчиком» при магазине «модной обуви», на главной улице города.

Мой хозяин — маленький круглый человечек; у него бурое, стертое лицо, зеленые зубы, водянисто-грязные глаза. Он кажется мне слепым, и, желая убедиться в этом, я делаю гримасы.

— Не криви рожу, — тихонько, но строго говорит он.

Неприятно, что эти мутные глаза видят меня, и не верится, что они видят, — может быть, хозяин только догадывается, что я гримасничаю?

— Я сказал — не криви рожу, — еще тише внушает он, почти не шевеля толстыми губами.

— Не чеши рук, — ползет ко мне его сухой шёпот. — Ты служишь в первоклассном магазине на главной улице города, это надо помнить! Мальчик должен стоять при двери, как статуй.

Я не знаю, что́ такое статуй, и не могу не чесать рук: обе они до локтей покрыты красными пятнами и язвами, их нестерпимо разъедает чесоточный клещ.

— Ты чем занимался дома? — спрашивает хозяин, рассматривая мои руки.

Я рассказываю, он качает круглой головой, плотно оклеенной серыми волосами, и обидно говорит:

— Ветошничество — это хуже нищенства, хуже воровства.

Не без гордости я заявляю:

— Я ведь и воровал тоже!

Тогда, положив руки на конторку, точно кот лапы, он испуганно упирается пустыми глазами в лицо мне и шипит:

— Что-о? Как это воровал?

Я объясняю — как и что.

— Ну, это сочтем за пустяки. А вот если ты у меня украдешь ботинки али деньги, я тебя устрою в тюрьму до твоих совершенных лет.

Он сказал это спокойно, я испугался и еще больше невзлюбил его.

Кроме хозяина, в магазине торговал мой брат, Саша Яковов, и старший приказчик — ловкий, липкий и румяный человек. Саша носил рыженький сюртучок, манишку, галстук, брюки навыпуск, был горд и не замечал меня.

Когда дед привел меня к хозяину и просил Сашу помочь мне, поучить меня, — Саша важно нахмурился, предупреждая:

— Нужно, чтоб он меня слушался!

Положив руку на голову мою, дед согнул мне шею.

— Слушай его, он тебя старше и по годам и по должности.

А Саша, выкатив глаза, внушил мне:

— Помни, что́ дедушка сказал!

И с первого же дня начал усердно пользоваться своим старшинством.

— Каширин, не вытаращивай зенки, — советовал ему хозяин.

— Я — ничего-с, — отвечал Саша, наклоняя голову, но хозяин не отставал:

— Не бычись, покупатели подумают, что ты козел.

Приказчик почтительно смеялся, хозяин уродливо растягивал губы, Саша, багрово налившись кровью, скрывался за прилавком.

Мне не нравились эти речи, я не понимал множества слов, иногда казалось, что эти люди говорят на чужом языке.

Когда входила покупательница, хозяин вынимал из кармана руку, касался усов и приклеивал на лицо свое сладостную улыбку; она, покрывая его щеки морщинами, не изменяла слепых глаз. Приказчик вытягивался, плотно приложив локти к бокам, а кисти их почтительно развешивал в воздухе, Саша пугливо мигал, стараясь спрятать выпученные глаза, я стоял у двери, незаметно почесывая руки, и следил за церемонией продажи.

Стоя перед покупательницей на коленях, приказчик примеряет башмак, удивительно растопырив пальцы. Руки у него трепещут, он дотрагивается до ноги женщины так осторожно, точно боится сломать ногу, а нога — толстая, похожа на бутылку с покатыми плечиками, горлышком вниз.

Однажды какая-то дама сказала, дрыгая ногой и поеживаясь:

— Ах, как вы щекочете.

— Это-с — из вежливости, — быстро и горячо объяснил приказчик.

Было смешно смотреть, как он липнет к покупательнице, и, чтобы не смеяться, я отворачивался к стеклу двери. Но неодолимо тянуло наблюдать за продажей, — уж очень забавляли меня приемы приказчика, и в то же время я думал, что никогда не сумею так вежливо растопыривать пальцы, так ловко насаживать башмаки на чужие ноги.

Часто, бывало, хозяин уходил из магазина в маленькую комнатку за прилавком и звал туда Сашу; приказчик оставался глаз на глаз с покупательницей. Раз, коснувшись ноги рыжей женщины, он сложил пальцы щепотью и поцеловал их.

— Ах, — вздохнула женщина, — какой вы шалунишка!

А он надул щеки и тяжко произнес:

Тут я расхохотался до того, что, боясь свалиться с ног, повис на ручке двери, дверь отворилась, я угодил головой в стекло и вышиб его. Приказчик топал на меня ногами, хозяин стучал по голове моей тяжелым золотым перстнем, Саша пытался трепать мои уши, а вечером, когда мы шли домой, строго внушал мне:

— Прогонят тебя за эти штуки! Ну, что́ тут смешного?

И объяснил: если приказчик нравится дамам — торговля идет лучше.

— Даме и не нужно башмаков, а она придет да лишние купит, только бы поглядеть на приятного приказчика. А ты — не понимаешь! Возись с тобой.

Это меня обидело, — никто не возился со мной, а он тем более.

По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня на час раньше, чем его; я чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда. Придя в магазин, подметал пол, стирал пыль, готовил чай, разносил покупателям товар, ходил домой за обедом; мою должность у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня:

— Увалень! Работай вот за тебя.

Мне было тягостно и скучно, я привык жить самостоятельно, с утра до ночи на песчаных улицах Кунавина, на берегу мутной Оки, в поле и в лесу. Не хватало бабушки, товарищей, не с кем было говорить, а жизнь раздражала, показывая мне свою неказистую, лживую изнанку.

Нередко случалось, что покупательница уходила, ничего не купив, — тогда они, трое, чувствовали себя обиженными. Хозяин прятал в карман свою сладкую улыбку, командовал:

— Каширин, прибери товар!

— Ишь, нарыла, свинья! Скушно дома сидеть дуре, так она по магазинам шляется. Была бы ты моей женой — я б тебя.

Его жена, сухая, черноглазая, с большим носом, топала на него ногами и кричала, как на слугу.

Часто, проводив знакомую покупательницу вежливыми поклонами и любезными словами, они говорили о ней грязно и бесстыдно, вызывая у меня желание выбежать на улицу и, догнав женщину, рассказать, как говорят о ней.

Я, конечно, знал, что люди вообще плохо говорят друг о друге за глаза, но эти говорили обо всех особенно возмутительно, как будто они были кем-то признаны за самых лучших людей и назначены в судьи миру. Многим завидуя, они никогда никого не хвалили и о каждом человеке знали что-нибудь скверное.

Как-то раз в магазин пришла молодая женщина, с ярким румянцем на щеках и сверкающими глазами, она была одета в бархатную ротонду с воротником черного меха, — лицо ее возвышалось над мехом, как удивительный цветок. Сбросив с плеч ротонду на руки Саши, она стала еще красивее: стройная фигура была туго обтянута голубовато-серым шёлком, в ушах сверкали брильянты, — она напомнила мне Василису Прекрасную, и я был уверен, что это сама губернаторша. Ее приняли особенно почтительно, изгибаясь перед нею, как перед огнем, захлебываясь любезными словами. Все трое метались по магазину, точно бесы; на стеклах шкапов скользили их отражения, казалось, что всё кругом загорелось, тает и вот сейчас примет иной вид, иные формы.

А когда она, быстро выбрав дорогие ботинки, ушла, хозяин, причмокнув, сказал со свистом:

— Одно слово — актриса, — с презрением молвил приказчик.

И они стали рассказывать друг другу о любовниках дамы, о ее кутежах.

После обеда хозяин лег спать в комнатке за магазином, а я, открыв золотые его часы, накапал в механизм уксуса. Мне было очень приятно видеть, как он, проснувшись, вышел в магазин с часами в руках и растерянно бормотал:

— Что за оказия? Вдруг часы вспотели! Никогда этого не бывало — вспотели! Уж не к худу ли?

Несмотря на обилие суеты в магазине и работы дома, я словно засыпал в тяжелой скуке, и всё чаще думалось мне: что бы такое сделать, чтоб меня прогнали из магазина?

Снежные люди молча мелькают мимо двери магазина, — кажется, что они кого-то хоронят, провожают на кладбище, но опоздали к выносу и торопятся догнать гроб. Трясутся лошади, с трудом одолевая сугробы. На колокольне церкви за магазином каждый день уныло звонят — великий пост; удары колокола бьют по голове, как подушкой: не больно, а глупеешь и глохнешь от этого.

Однажды, когда я разбирал на дворе, у двери в магазин, ящик только что полученного товара, ко мне подошел церковный сторож, кособокий старичок, мягкий, точно из тряпок сделан, и растрепанный, как будто его собаки рвали.

— Ты бы, человече божий, украл мне калошки, а? — предложил он.

Я промолчал. Присев на пустой ящик, он зевнул, перекрестил рот и — снова:

— Воровать нельзя! — сообщил я ему.

— А воруют, однако. Уважь старость!

Он был приятно не похож на людей, среди которых я жил; я почувствовал, что он вполне уверен в моей готовности украсть, и согласился подать ему калоши в форточку окна.

— Вот и ладно, — не радуясь, спокойно сказал он. — Не омманешь? Ну, ну, уж я вижу, что не омманешь.

Посидел с минуту молча, растирая грязный, мокрый снег подошвой сапога, потом закурил глиняную трубку и вдруг испугал меня:

— А ежели я тебя омману? Возьму эти самые калоши, да к хозяину отнесу, да и скажу, что продал ты мне их за полтину? А? Цена им свыше двух целковых, а ты — за полтину! На гостинцы, а?

Я немотно смотрел на него, как будто он уже сделал то, что обещал, а он всё говорил тихонько, гнусаво, глядя на свой сапог и попыхивая голубым дымом.

— Если окажется, напримерно, что это хозяин же и научил меня: иди, испытай мне мальца — насколько он вор? Как тогда будет?

— Не дам я тебе калоши, — сказал я сердито.

— Теперь уж нельзя не дать, коли обещал!

Он взял меня за руку, привлек к себе и, стукая холодным пальцем по лбу моему, лениво продолжал:

— Как же это ты ни с того ни с сего — на, возьми!?

— Мало ли чего я могу попросить! Я тебя попрошу церкву ограбить, как же ты — ограбишь? Разве можно человеку верить? Ах ты, дурачок.

И, оттолкнув меня, он встал.

— Калошев мне не надо краденых, я не барин, калошей не ношу. Это я пошутил только. А за простоту твою, когда Пасха придет, я те на колокольню пущу, звонить будешь, город поглядишь.

— С колокольни он краше.

Зарывая носки сапог в снег, он медленно ушел за угол церкви, а я, глядя вслед ему, уныло, испуганно думал: действительно пошутил старичок или подослан был хозяином проверить меня? Идти в магазин было боязно.

На двор выскочил Саша и закричал:

— Какого чёрта ты возишься!

Я замахнулся на него клещами, вдруг взбесившись.

Я знал, что он и приказчик обкрадывают хозяина: они прятали пару ботинок или туфель в трубу печи, потом, уходя из магазина, скрывали их в рукавах пальто. Это не нравилось мне и пугало меня, — я помнил угрозу хозяина.

— Ты воруешь? — спросил я Сашу.

— Не я, а старший приказчик, — объяснил он мне строго, — я только помогаю ему. Он говорит — услужи! Я должен слушаться, а то он мне пакость устроит. Хозяин! Он сам вчерашний приказчик, он всё понимает. А ты молчи!

Говоря, он смотрел в зеркало и поправлял галстук теми же движениями неестественно растопыренных пальцев, как это делал старший приказчик. Он неутомимо показывал мне свое старшинство и власть надо мною, кричал на меня басом, а приказывая мне, вытягивал руку вперед отталкивающим жестом. Я был выше его и сильнее, но костляв и неуклюж, а он — плотненький, мягкий и масленый. В сюртуке и брюках навыпуск он казался мне важным, солидным, но было в нем что-то неприятное, смешное. Он ненавидел кухарку, бабу странную, — нельзя было понять, добрая она или злая.

— Лучше всего на свете люблю я бои, — говорила она, широко открыв черные, горячие глаза. — Мне всё едино, какой бой: петухи ли дерутся, собаки ли, мужики — мне это всё едино!

И если на дворе дрались петухи или голуби, она, бросив работу, наблюдала за дракою до конца ее, глядя в окно, глухая, немая. По вечерам она говорила мне и Саше:

— Что вы, ребятишки, зря сидите, подрались бы лучше!

— Я тебе, дуре, не ребятишка, а второй приказчик!

— Ну, этого я не вижу. Для меня, покуда не женат, ребенок!

— Дура, дурья голова.

— Бес умен, да его бог не любит.

Ее поговорки особенно раздражали Сашу, он дразнил ее, а она, презрительно скосив на него глаза, говорила :

— Эх ты, таракан, богова ошибка!

Не однажды он уговаривал меня намазать ей, сонной, лицо ваксой или сажей, натыкать в ее подушку булавок или как-нибудь иначе «подшутить» над ней, но я боялся кухарки, да и спала она чутко, часто просыпаясь; проснется, зажжет лампу и сидит на кровати, глядя куда-то в угол. Иногда она приходила ко мне за печку и, разбудив меня, просила хрипло:

— Не спится мне, Лексейка, боязно чего-то, поговори-ка ты со мной.

Сквозь сон я что-то рассказывал ей, а она сидела молча и покачивалась. Мне казалось, что горячее тело ее пахнет воском и ладаном и что она скоро умрет. Может быть, даже сейчас вот ткнется лицом в пол и умрет. Со страха я начинал говорить громко, но она останавливала:

— Шш! А то сволочи проснутся, подумают про тебя, что ты любовник мой.

Сидела она около меня всегда в одной позе: согнувшись, сунув кисти рук между колен, сжимая их острыми костями ног. Грудей у нее не было, и даже сквозь толстую холстину рубахи проступали ребра, точно обручи на рассохшейся бочке. Сидит долго молча и вдруг прошепчет:

— Хоть умереть бы, что ли, такая всё тоска.

Или спросит кого-то:

— Вот и дожила — ну?

— Спи! — говорила она, прерывая меня на полуслове, разгибалась и, серая, таяла бесшумно в темноте кухни.

— Ведьма! — звал ее Саша за глаза.

Я предложил ему:

— А ты в глаза скажи ей это!

Но тотчас же сморщился, говоря:

— Нет, в глаза не скажу! Может, она вправду ведьма.

Относясь ко всем пренебрежительно и сердито, она и мне ни в чем не мирволила, — дернет меня за ногу в шесть часов утра и кричит:

— Буде дрыхнуть-то! Тащи дров! Ставь самовар! Чисти картошку.

Просыпался Саша и ныл:

Рекомендуем прочесть:  Корелла проект

— Что ты орешь? Я хозяину скажу, спать нельзя.

Быстро передвигая по кухне свои сухие кости, она сверкала в его сторону воспаленными бессонницей глазами:

— У, богова ошибка! Был бы ты мне пасынок, я бы тебя ощипала.

— Проклятая, — ругался Саша и по дороге в магазин внушал мне: — Надо сделать, чтоб ее прогнали. Надо, незаметно, соли во всё подбавлять, — если у нее всё будет пересолено, прогонят ее. А то керосину! Ты чего зеваешь?

Он сердито фыркнул:

Кухарка умерла на наших глазах: наклонилась, чтобы поднять самовар, и вдруг осела на пол, точно кто-то толкнул ее в грудь, потом молча свалилась на бок, вытягивая руки вперед, а изо рта у нее потекла кровь.

Мы оба тотчас поняли, что она умерла, но, стиснутые испугом, долго смотрели на нее, не в силах слова сказать. Наконец Саша стремглав бросился вон из кухни, а я, не зная, что делать, прижался у окна, на свету. Пришел хозяин, озабоченно присел на корточки, пощупал лицо кухарки пальцем, сказал:

— Действительно умерла. Что̀ такое?

И стал креститься в угол, на маленький образок Николы Чудотворца, а помолившись, скомандовал в сени:

— Каширин, беги, объяви полиции!

Пришел полицейский, потоптался, получил на чай, ушел; потом снова явился, а с ним — ломовой извозчик; они взяли кухарку за ноги, за голову и унесли ее на улицу. Заглянула из сеней хозяйка, приказала мне:

А хозяин сказал:

— Хорошо, что она вечером померла.

Я не понял, почему это хорошо. Когда ложились спать, Саша сказал мне необычно кротко:

Он закутал голову одеялом и долго лежал молча. Ночь была тихая, словно прислушивалась к чему-то, чего-то ждала, а мне казалось, что вот в следующую секунду ударят в колокол и вдруг все в городе забегают, закричат в великом смятении страха.

Саша высунул нос из-под одеяла и предложил тихонько:

— Давай ляжем на печи, рядом?

Помолчав, он сказал:

— Как она — сразу, а? Вот тебе и ведьма. Не могу уснуть.

Он стал рассказывать о покойниках, как они, выходя из могил, бродят до полуночи по городу, ищут, где жили, где у них остались родные.

— Покойники помнят только город, — тихонько говорил он, — а улицы и дома не помнят уж.

Становилось всё тише, как будто темнее. Саша приподнял голову и спросил:

— Хочешь, посмотрим мой сундук?

Мне давно хотелось узнать, что он прячет в сундуке. Он запирал его висячим замком, а открывал всегда с какими-то особенными предосторожностями и, если я пытался заглянуть в сундук, грубо спрашивал:

— Чего тебе надо? Ну?

Когда я согласился, он сел на постели, не спуская ног на пол, и уже тоном приказания велел мне поставить сундук на постель, к его ногам. Клюя висел у него на гайтане, вместе с нательным крестом. Оглянув темные углы кухни, он важно нахмурился, отпер замок, подул на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее, вынул несколько пар белья.

Сундук был до половины наполнен аптечными коробками, свертками разноцветной чайной бумаги, жестянками из-под ваксы и сардин.

Он обнял сундук ногами и склонился над ним, напевая тихонько:

Я ожидал увидеть игрушки, — я никогда не имел игрушек и относился к ним с наружным презрением, но не без зависти к тому, у кого они были. Мне очень понравилось, что у Саши, такого солидного, есть игрушки; хотя он и скрывает их стыдливо, но мне понятен был этот стыд.

Открыв первую коробку, он вынул из нее оправу от очков, надел ее на нос и, строго глядя на меня, сказал:

— Это ничего не значит, что стекол нет, это уж такие очки!

— Дай мне посмотреть!

— Тебе они не по глазам. Это для темных глаз, а у тебя какие-то светлые, — объяснил он и по-хозяйски крякнул, но тотчас же испуганно осмотрел всю кухню.

В коробке из-под ваксы лежало много разнообразных пуговиц, — он объяснил мне с гордостью:

— Это я всё на улице собрал! Сам. Тридцать семь уж.

В третьей коробке оказались большие медные булавки, тоже собранные на улице, потом — сапожные подковки, стертые, сломанные и цельные, пряжки от башмаков и туфель, медная дверная ручка, сломанный костяной набалдашник трости, девичья головная гребенка, «Сонник и оракул» и еще множество вещей такой же ценности.

В моих поисках тряпок и костей я легко мог бы собрать таких пустяковых штучек за один месяц в десять раз больше. Сашины вещи вызвали у меня чувство разочарования, смущения и томительной жалости к нему. А он разглядывал каждую штучку внимательно, любовно гладил ее пальцами, его толстые губы важно оттопырились, выпуклые глаза смотрели умиленно и озабоченно, но очки делали его детское лицо смешным.

Он мельком взглянул на меня сквозь оправу очков и спросил ломким дискантом:

— Хочешь, подарю что-нибудь?

Видимо, обиженный отказом и недостатком внимания к богатству его, он помолчал минуту, потом тихонько предложил:

— Возьми полотенце, перетрем всё, а то запылилось.

Когда вещи были перетерты и уложены, он кувырнулся в постель, лицом к стене. Дождь пошел, капало с крыши, в окна торкался ветер.

Не оборачиваясь ко мне, Саша сказал:

— Погоди, когда в саду станет суше, я тебе покажу такую штуку — ахнешь!

Я промолчал, укладываясь спать.

Прошло еще несколько секунд, он вдруг вскочил и, царапая руками стену, с потрясающей убедительностью заговорил:

— Я боюсь. Господи, я боюсь! Господи помилуй! Что же это?

Тут и я испугался до онемения: мне показалось, что у окна во двор, спиной ко мне, стоит кухарка, наклонив голову, упираясь лбом в стекло, как стояла она живая, глядя на петушиный бой.

Саша рыдал, царапая стену, дрыгая ногами. Я с трудом, точно по горячим угольям, не оглядываясь, перешел кухню и лег рядом с ним.

Наревевшись до утомления, мы заснули.

Через несколько дней после этого был какой-то праздник, торговали до полудня, обедали дома, и, когда хозяева после обеда легли спать, Саша таинственно сказал мне:

Я догадался, что сейчас увижу штуку, которая заставит меня ахнуть.

Вышли в сад. На узкой полосе земли, между двух домов, стояло десятка полтора старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного вороньего гнезда среди них. Деревья — точно памятники на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видно ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.

Саша прошел за угол, к забору с улицы, остановился под липой и, выкатив глаза, поглядел в мутные окна соседнего дома. Присел на корточки, разгреб руками кучу листьев, — обнаружился толстый корень и около него два кирпича, глубоко вдавленные в землю. Он приподнял их, — под ними оказался кусок кровельного железа, под железом — квадратная дощечка, наконец предо мною открылась большая дыра, уходя под корень.

Саша зажег спичку, потом огарок восковой свечи, сунул его в эту дыру и сказал мне:

— Гляди! Не бойся только.

Сам он, видимо, боялся: огарок в руке его дрожал, он побледнел, неприятно распустил губы, глаза его стали влажны, он тихонько отводил свободную руку за спину. Страх его передался мне, я очень осторожно заглянул в углубление под корнем, — корень служил пещере сводом, — в глубине ее Саша зажег три огонька, они наполнили пещеру синим светом. Она была довольно обширна, глубиною как внутренность ведра, но шире, бока ее были сплошь выложены кусками разноцветных стекол и черепков чайной посуды. Посредине, на возвышении, покрытом куском кумача, стоял маленький гроб, оклеенный свинцовой бумагой, до половины прикрытый лоскутом чего-то похожего на парчовый покров, из-под покрова высовывались серенькие птичьи лапки и остроносая головка воробья. За гробом возвышался аналой, на нем лежал медный нательный крест, а вокруг аналоя горели три восковые огарка, укрепленные в подсвечниках, обвитых серебряной и золотой бумагой от конфет.

Острия огней наклонялись к отверстию пещеры; внутри ее тускло блестели разноцветные искры, пятна. Запах воска, теплой гнили и земли бил мне в лицо, в глазах переливалась, прыгала раздробленная радуга. Всё это вызвало у меня тягостное удивление и подавило мой страх.

— Хорошо? — спросил Саша.

— Часовня, — объяснил он. — Похоже?

— А воробей — покойник! Может, мощи будут из него, потому что он — невинно пострадавший, мученик .

— Ты его мертвым нашел?

— Нет, он залетел в сарай, а я накрыл его шапкой и задушил.

Он заглянул мне в глаза и снова спросил:

Тогда он наклонился к пещере, быстро прикрыл ее доской, железом, втиснул в землю кирпичи, встал на ноги и, очищая с колен грязь, строго спросил:

— Почему не нравится?

Он посмотрел на меня неподвижными глазами, точно слепой, и толкнул в грудь, крикнув:

— Дурак! Это ты от зависти говоришь, что не нравится! Думаешь, у тебя в саду, на Канатной улице, лучше было сделано?

Я вспомнил свою беседку и уверенно ответил:

Саша сбросил с плеч на землю свой сюртучок и, засучивая рукава, поплевав на ладони, предложил:

— Когда так, давай драться!

Драться мне не хотелось, я был подавлен ослабляющей скукой, мне неловко было смотреть на озлобленное лицо брата.

Он наскочил на меня, ударил головой в грудь, опрокинул, уселся верхом на меня и закричал:

— Жизни али смерти?

Но я был сильнее его и очень рассердился; через минуту он лежал вниз лицом, протянув руки за голову, и хрипел. Испугавшись, я стал поднимать его, но он отбивался руками и ногами, всё более пугая меня. Я отошел в сторону, не зная, что делать, а он, приподняв голову, говорил:

— Что, взял? Вот буду так валяться, покуда хозяева не увидят, а тогда пожалуюсь на тебя, тебя и прогонят!

Он ругался, угрожал; его слова рассердили меня, я бросился к пещере, вынул камни, гроб с воробьем перебросил через забор на улицу, изрыл всё внутри пещеры и затоптал ее ногами.

Саша отнесся к моему буйству странно: сидя на земле, он, приоткрыв немножко рот и сдвинув брови, следил за мною, ничего не говоря, а когда я кончил, он, не торопясь, встал, отряхнулся и, набросив сюртучок на плечи, спокойно и зловеще сказал:

— Теперь увидишь, что будет, погоди немножко! Это ведь я всё нарочно сделал для тебя, это — колдовство! Ага.

Я так и присел, точно ушибленный его словами, всё внутри у меня облилось холодом. А он ушел, не оглянувшись, еще более подавив спокойствием своим.

Я решил завтра же убежать из города, от хозяина, от Саши с его колдовством, от всей этой нудной, дурацкой жизни.

На другой день утром новая кухарка, разбудив меня, закричала:

— Батюшки! Что у тебя с рожей-то.

«Началось колдовство!» — подумал я угнетенно.

Но кухарка так заливчато хохотала, что я тоже улыбнулся невольно и взглянул в ее зеркало; лицо у меня было густо вымазано сажей.

— А то я! — смешливо кричала кухарка.

Я начал чистить обувь, сунул руку в башмак, — в палец мне впилась булавка.

«Вот оно — колдовство!»

Во всех сапогах оказались булавки и иголки, пристроенные так ловко, что они впивались мне в ладонь. Тогда я взял ковш холодной воды и с великим удовольствием вылил ее на голову еще не проснувшегося или притворно спавшего колдуна.

Но все-таки я чувствовал себя плохо: мне всё мерещился гроб с воробьем, серые скрюченные лапки и жалобно торчавший вверх восковой его нос, а вокруг — неустанное мелькание разноцветных искр, как будто хочет вспыхнуть радуга и не может. Гроб расширялся, когти птицы росли, тянулись вверх и дрожали, оживая.

Бежать я решил вечером этого дня, но перед обедом, разогревая на керосине судок со щами, я, задумавшись, вскипятил их, а когда стал гасить огонь лампы, опрокинул судок себе на руки, и меня отправили в больницу.

Помню тягостный кошмар больницы: в желтой зыбкой пустоте слепо копошились, урчали и стонали серые и белые фигуры в саванах, ходил на костылях длинный человек с бровями, точно усы, тряс большой черной бородой и рычал, присвистывая:

Койки напоминали гробы, больные, лежа кверху носами, были похожи на мертвых воробьев. Качались желтые стены, парусом выгибался потолок, пол зыбился, сдвигая и раздвигая ряды коек, всё было ненадежно, жутко, а за окнами торчали сучья деревьев, точно розги, и кто-то тряс ими.

В двери приплясывал рыжий тоненький покойник, дергал коротенькими руками саван свой и визжал:

— Мне не надо сумасшедших!

А человек на костылях орал в голову ему:

Дед, бабушка да и все люди всегда говорили, что в больнице морят людей, — я считал свою жизнь поконченной. Подошла ко мне женщина в очках и тоже в саване, написала что-то на черной доске в моем изголовье, — мел сломался, крошки его посыпались на голову мне.

— Тебя как зовут? — спросила она.

— У тебя же есть имя?

— Ну, не дури, а то высекут!

Я и до нее был уверен, что высекут, а потому не стал отвечать ей. Она фыркнула, точно кошка, и кошкой, бесшумно, ушла.

Зажгли две лампы, их желтые огни повисли под потолком, точно чьи-то потерянные глаза, висят и мигают, досадно ослепляя, стремясь сблизиться друг с другом.

В углу кто-то сказал:

— Давай в карты играть?

— Как же я без руки-то?

— Ага, отрезали тебе руку!

Я тотчас сообразил: вот руку отрезали за то, что человек играл в карты. А что сделают со мной перед тем, как уморить меня?

Руки мне жгло и рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал от страха и боли, а чтобы не видно было слез, закрыл глаза, но слезы приподнимали веки и текли по вискам, попадая в уши.

Пришла ночь, все люди повалились на койки, спрятавшись под серые одеяла, с каждой минутой становилось всё тише, только в углу кто-то бормотал:

— Ничего не выйдет, и он — дрянь, и она — дрянь.

Написать бы письмо бабушке, чтобы она пришла и выкрала меня из больницы, пока я еще жив, но писать нельзя: руки не действуют и не на чем. Попробовать — не удастся ли улизнуть отсюда?

Ночь становилась всё мертвее, точно утверждаясь навсегда. Тихонько спустив ноги на пол, я подошел к двери, половинка ее была открыта, — в коридоре, под лампой, на деревянной скамье со спинкой, торчала и дымилась седая ежовая голова, глядя на меня темными впадинами глаз. Я не успел спрятаться.

— Кто бродит? Подь сюда!

Голос не страшный, тихий. Я подошел, посмотрел на круглое лицо, утыканное короткими волосами, — на голове они были длиннее и торчали во все стороны, окружая ее серебряными лучиками, а на поясе человека висела связка ключей. Будь у него борода и волосы длиннее, он был бы похож на апостола Петра.

— Это — варены руки? Ты чего же шлендаешь ночью? По какому закону?

Он выдул в грудь и лицо мне много дыма, обнял меня теплой рукой за шею и привлек к себе.

— Здесь все боятся вначале. А бояться нечего. Особливо со мной — я никого в обиду не дам. Курить желаешь? Ну, не кури. Это тебе рано, погоди года два. А отец-мать где? Нету отца-матери! Ну, и не надо — без них проживем, только не трусь! Понял?

Я давно уже не видал людей, которые умеют говорить просто и дружески, понятными словами, — мне было невыразимо приятно слушать его.

Когда он отвел меня к моей койке, я попросил:

— Можно, — согласился он.

— Я? Солдат, самый настоящий солдат, кавказский. И на войне был, а — как же иначе? Солдат для войны живет. Я с венграми воевал, с черкесом, поляком — сколько угодно! Война, брат, бо-ольшое озорство!

Я на минуту закрыл глаза, а когда открыл их, на месте солдата сидела бабушка в темном платье, а он стоял около нее и говорил:

— Поди-ка, померли все, а?

В палате играло солнце, — позолотит в ней всё и спрячется, а потом снова ярко взглянет на всех, точно ребенок шалит.

Бабушка наклонилась ко мне, спрашивая:

— Что, голубой? Изувечили? Говорила я ему, рыжему бесу.

— Сейчас я всё сделаю по закону, — сказал солдат, уходя, а бабушка, стирая слезы с лица, говорила:

— Наш солдат, балахонский, оказался.

Я всё еще думал, что сон вижу, и молчал. Пришел доктор, перевязал мне ожоги, и вот я с бабушкой еду на извозчике по улицам города. Она рассказывает:

— А дед у нас вовсе с ума сходит, так жаден стал — глядеть тошно! Да еще у него недавно сторублевую из Псалтыря скорняк Хлыст вытащил, новый приятель его. Что было — и-и!

Ярко светит солнце, белыми птицами плывут в небо облака, мы идем по мосткам через Волгу, гудит, вздувается лед, хлюпает вода под тесинами мостков, на мясисто-красном соборе ярмарки горят золотые кресты. Встретилась широкорожая баба с охапкой атласных веток вербы в руках — весна идет, скоро Пасха!

Сердце затрепетало жаворонком.

— Люблю я тебя очень, бабушка!

Это ее не удивило, спокойным голосом она сказала мне:

— Родной потому что, а меня, не хвастаясь, скажу, и чужие любят, слава тебе, богородица!

Улыбаясь, она добавила:

— Вот — обрадуется она скоро, сын воскреснет! А Варюша, дочь моя.

А когда она, быстро выбрав дорогие ботинки, ушла, хозяин, причмокнув, сказал со свистом:

Старый кот орет и днем и ночью. Что делать

Если вашему коту посчастливилось дожить до преклонного возраста, то вы можете стать свидетелем того, как меняется характер животного. Так, например, мой старый кот орет периодически и по поводу и без повода.

Почему старый кот орет все время

Сначала мы думали, что у него что-то болит, и отвезли его к ветеринару. Но, оказалось, что для своих 15-ти лет он на зависть здоров.

Потом мы заметили, что он немного успокаивается после того, как ему дашь немного еды. А вскоре наш орун Кеша стал отказываться и от перекусов, а орать переставал только после того, как я брала его на руки и минут 10 носила по всей квартире на глазах у других кошек. И чем больше наших кошек видели его у меня на руках, тем спокойнее он становился и тут же слазил с рук и укладывался спать.

Рекомендуем прочесть:  Почему собакам нельзя давать съедать послед

Погуглила я зарубежные сайты по этой теме. Оказалось все просто. Старые кошки чувствуют себя не так уверенно, как молодые. У них уже и силы не те, и зрение подводит, и слух становится плохим. И они начинаю просить защиты. Особенно это заметно, если кошка у вас не одна.

Мы для них, как мама. Они чувствуют, что уже далеко не так сильны и молоды, и им требуется защита. И этой защитой становимся мы.

Некоторые старые кошки требуют больше ласки. У нас есть один котик по имени Чипа, который до 9 лет не давался на руки и не разрешал себя гладить. Теперь же его, как будто подменили. Он периодически подбегает ко мне и смотрит прямо в глаза. Стоит его пару раз погладить, как он тут же веселый бежит играть или ложится спать.

Кошка Мурка, которой уже 13 лет, снимает стресс тем, что постоянно ест. Но стоит ее погладить и подержать на руках, как она успокаивается и идет спать.

Если же не обращать внимание на то, что кот орет, то у него может начаться депрессия, а это, как вы понимаете, не прибавит здоровья ни вам, ни ему.

Что делать, если старый кот орет

Для начала необходимо его проверить и исключить серьезные заболевания. Обычно кошки терпят любую боль и никогда не орут. Чаще всего старые кошки начинают подавать голос только, если хотят есть или у них болит живот.

Если здоровье вашего кота в пределах нормы, то тогда наберитесь терпения и постарайтесь быть с ним ласковее, чем обычно. Если он не хочет есть, то погладьте его и попробуйте дать еду из руки или с ложки. Скорее всего у него уже слабый нюх. Поэтому можно добавлять в еду что-то пахучее, например, маленький кусочек колбасы или рыбки.

И побольше разговаривайте с кошкой. Говорите, что угодно, главное спокойно и ласково. От вас должна исходить хорошая энергетика. Тогда и кошка будет спокойной и уверенной в себе.

Возьмите её на руки и прижмите к себе. Ночью лучше чтобы кот или кошка спала рядом с вами. Главное не ругать животное, и тем более не пугать его тапочкой и не бить. Если животное будет чувствовать вашу защиту, то и орать ему будет незачем.

Не стоит поить кота валерьянкой или успокаивающими каплями. Это не поможет, а навредить может.

Берегите своих животных. Старость ни кого не делает лучше.

Если здоровье вашего кота в пределах нормы, то тогда наберитесь терпения и постарайтесь быть с ним ласковее, чем обычно. Если он не хочет есть, то погладьте его и попробуйте дать еду из руки или с ложки. Скорее всего у него уже слабый нюх. Поэтому можно добавлять в еду что-то пахучее, например, маленький кусочек колбасы или рыбки.

Африканские сказки

Африканцы — Население (жители или уроженцы) континента Африка.

В Африке насчитывают от 500 до 7000 народных и этнических групп. Такое разнообразие объясняется разностью распределений народов и их подразделений. Вероятнее всего численность народов и крупных этнических областей, объединяющих несколько близкородственных народов, колеблется от 1 до 2 тысяч.

Большинство народов Африки насчитывают по несколько тысяч или даже сотен человек и населяют 1—2 деревни.

Однажды полевые лесные звери поспорили, кто из них старше и заслуживает большего уважения. Каждый из них твердил: — Я старейший из живых существ! Они спорили долго и горячо и наконец решили обратиться к судье. Пошли звери к пауку Ананси. — Кваку Ананси, мы никак не можем решить, кто из нас достоин.

Жили-были антилопа Сеша и Лев. Лев был хозяином, а Сеша находился у него в услужении. У каждого было по пять коробок спичек, чтобы зажигать огонь. Но вот у Сеши все спички кончились, а у Льва ещё две коробочки остались, но он их спрятал. — Эй, племянничек, спички у нас кончились.. Теперь мы не сможем.

Жил-был вождь, имя его было Бабузе; и хотел он итти к девушке.- Его отец вос- претил ему; сказал он: не ходи к той девушке, ибо кто идет, тот не возвращается. — Но вождь Бабузе сказал: я хочу итти туда. — Тогда его отец согласился, дал ему много скота; сказал он, ну, иди же. Он дал ему людей, чтобы они.

Был однажды мальчик, имя его было Бадхланьяна сын Макубата; когда он был маленький, любил он охотиться на зверей. Однажды Бадхланьяна пошел охотиться, он убил цило; когда он шел неся цило, он увидел, что появляется много людоедов: они окружили его со всех сторон и сказали: здравствуй Бадхланьяна сын.

Сколько лет прошло с тех пор Никто не знает. Одно только можно сказать с уверенностью, что описываемые события произошли в очень давние времена, еще задолго до того, как на эту землю пришли португальцы. И несмотря на то что множество прошедших лет заслонили собою главное действующее лицо, старинная.

Однажды султан услышал, что у одного бедняка есть красивая жена. Он тут же отправился и забрал ее себе. Когда бедняк вернулся жены дома не оказалось, а соседи сказали, что ее забрал султан. Бедняк задумался: что же теперь делать И решил: “Возьму-ка я барабан и начну бить в него, а когда люди спросят.

Прошло некоторое время, и Лев, как всем показалось, успокоился, стал забывать о Шакале. Он больше не искал его и никого о нем не расспрашивал. На самом же деле Лев решил хитростью заманить Шакала в свою пещеру. Лев притворился больным и немощным, будто вот-вот отдаст богу душу. Разнесся слух, что он.

Совсем одряхлел Нумукэ-кузнец, ногам его становилось с каждым днем все труднее носить костлявое согбенное тело. Голова с жиденькой бородкой и остатками седых, похожих на комочки хлопка волос так и валилась на грудь. Большого труда стоило теперь Нумукэ добрести до священного леса, чтобы полить кислым .

Во времена прошедшие вождь брал множество яген. Одна забеременела. Был рожден бык. Приказал вождь: когда вот та родит, пусть посадят дитя на того быка. Имя быка было Бонгопа-Камагадхлела. Родилось дитя, было оно посажено на быка; оно сидело на нем; оно лежало там; оно не надевало одежд; подавалась пища.

Сказ мой про вождя, про его колдовской браслет, про молодого красавца, про его жен да про их неразумных детей. Так слушайте! Жил-был вождь, знатный да богатый, и любил он больше всего на свете играть в игру бо. Всякого гостя с собой играть усаживал, а надо сказать, играл он прескверно, потому и проигрывал. .

Джинн был женат на злой и сварливой женщине, сущей ведьме — из тех, что называют диджаджо. Не выдержал он, сбежал от нее. Бродяга был очень беден, ходил рваный и голодный. И у него жена оказалась диджаджо. И вот однажды наполнил он свой калебас водой и ушел. По дороге ему повстречался джинн. Оба они .

Умер старый дед гиены Буки, умер старый Н’Джур, последний и единственный ее родственник. Ко дню его смерти остался от стада Буки последний единственный бык. И пришлось его зарезать, ибо обычай повелевает в таких случаях принести богатую жертву, одарить неимущих и задобрить всех предков гиен, чтобы они .

Бурундук спустился к реке, чтобы наловить себе на обед рыбы. Сначала он складывал рыбу на берегу, потом принялся есть ее. Наелся досыта а рыбы еще много. Тогда бурундук крикнул: — Кто хочет рыбы, пусть идет сюда! Пришла гиена. — Сегодня у меня была удачная охота, и я угощаю тебя,- сказал бурундук гиене.

Однажды звери собрались на Великий совет и сообща постановили, что отныне не будут пожирать друг друга, а будут жить в мире и дружбе. Льва они избрали своим владыкой. Затем выработали законы и определили наказания тем, кто нарушит эти законы. Лев устроил свою резиденцию в большом лесу, где жил в окружении.

Эта сказка о том, как верблюд, слон и куреге обрабатывали поле. Однажды верблюд пришел к куреге и сказал ему: — Я собираюсь обрабатывать поле. Мне нужен помощник. — Хорошо. Я найду тебе помощника,- ответил куреге.- Это будет большой и сильный зверь. Верблюд пошел на поле, расчистил его и сжег на.

Поссорились два приятеля и перестали знаться друг с другом. При встречах даже не здоровались. Так прошел год. Но вмешались друзья и ценой больших усилий сумели их примирить. Однажды после примирения пошли приятели в лес. Ходили, ходили, устали и присели отдохнуть. — Я хочу побрить голову,- сказал один.

Столица Вагаду исчезла на семь лет. И никто не знал куда. Потом вернулась на прежнее место. И вновь исчезла на семьсот сорок лет. Старый король, по имени Мама Динга, возвестил: — Вагаду вернется на свое место, только если загремит великий барабан войны Табеле. Но Табеле похитили джинны, они привязали .

Шли вместе однажды Волк и Лиса. Шли-шли и вдруг видят: впереди сад, ворота наглухо закрыты, а вокруг густая изгородь из колючего кустарника. А там, за изгородью,- множество деревьев и кустов с аппетитными плодами. И до того захотелось приятелям полакомиться, что у них даже слюнки потекли. Что делать.

Заболел лев царь зверей. Болеет день, другой, третий. Стали его навещать звери, приходили один за другим и желали скорейшего выздоровления. Побывали у него и слон, и тигр, и лиса, и обезьянка, и гиена, и даже ежик пожаловал. Пришел, поздоровался, поцеловал лапу хозяину леса, пожелал здоровья и долгой.

Давным-давно жил-был царь, и был у него один сын Мухаммад. А жена того царя рано померла. Перед смертью призвала она к себе сына и говорит: — Умираю я и вместе с родительским благословением дарю тебе эту кобылицу. Не простая она, волшебная. Береги ее. Если случится с тобою какая беда, выручит она тебя. Прошло.

С того дня, как он остался без хвоста, Шакал не знал покоя. Страх не отпускал его ни днем ни ночью. Он понимал, сколь опасны угрозы Льва, и, не видя иного выхода, пошел за советом к древнему старцу. Тот выслушал его, обещал помочь и вручил росток фигового дерева. Шакал посадил росток в поле, и очень.

Однажды кролик сидел под деревом и вслух размышлял о жизни. «Наш мир полон тревог, опасность подстерегает на каждом шагу, — задумчиво говорил он себе. — Во-первых, может случиться беда: землетрясение, обвал или ураган. Во-вторых, все время боишься голода: ведь запасы пищи и воды могут кончиться. И, наконец, .

После дождей в край Буки вернулось благоденствие. Теперь гиена легко находила пищу для себя и своей семьи. Ни о чем не заботясь, она целыми днями бродила повсюду, выискивая больных или увечных животных, чтобы попировать, когда наступит ночь. И вот однажды во время такой прогулки очутилась гиена поблизости .

Отправился однажды молодой человек, который мнил себя очень умным, в дальний путь и, шагая по тропе, споткнулся о череп, что лежал там уже довольно долго. Очень это раздосадовало путника, и он сорвал свое раздражение на черепе, ткнул в него палкой и сказал: — Эй, ты, череп! Глупость твоя, вот что тебя .

Жили два молодых человека — один на востоке, другой на западе, и обоих звали Камо. Когда они были совсем юные, они жили по соседству, но потом разъехались в разные стороны и уже не виделись друг с другом. И все же остались они добрыми и верными друзьями. Однажды Камо, который жил на западе, отправился .

Жили-поживали на белом свете добрые друзья — красивый молодой Лев и полосатая Гиена. Однажды Лев спрашивает Гиену: — Скажи, друг, кого ты больше всех боишься? — Дикого быка,— отвечает ему Гиена.— Он крушит все вокруг, топчет муравейники и так страшно ревет, что все звери дрожат от страха. А потом сама .

Нги-мбаба, летучая мышь, родилась с пастью, полной зубов, и с двумя крыльями. В лесу долго не могли разобраться, кто же Нги-мбаба такая: зверь или птица? Хитрая Нги этим пользовалась. Устроят птицы пир, Нги тут как тут: у нее же птичьи крылья! Начнут звери делить добычу, Нги спешит за своей долей: у .

В одной деревне у подножия высокой горы жила одинокая женщина. Муж ее умер, детей у нее не было, и впереди женщину ожидала безотрадная старость. День за днем подметала она в доме, приносила воду из реки, собирала в лесу дрова, обрабатывала свое поле и все мечтала о том, как было бы хорошо, будь у нее .

Давным-давно это было, в те далекие времена сыновей отнимали у отцов и матерей и уводили в священный лес. Там их держали в повиновении богам, учили всем заповедям своего народа, и пока мальчик не вырастал в сильного мужчину, ему запрещалось даже разговаривать с женщиной. Девушкам тоже строго-настрого .

Жил когда-то Лев, и была у него виноградная лоза, обвивавшая большое высокое дерево. С этого виноградного дерева лакомился виноградом только сам Лев и его семейство. Время пришло, виноград почти созрел, и Лев запретил даже приближаться к своему виноградному дереву не только зверям из лесу, но даже своим .

Анансе и бог неба Ниаме были закадычными приятелями. Однажды, когда они беседовали, бог неба посмотрел на своих детей — они играли поблизости — и заметил: — Все дети у меня одного цвета, смугло-коричневые. — Верно,— отозвался паук.— Пожалуй, это однообразно. Хочешь, я принесу тебе ребенка какого-нибудь .

Жил некогда в городе Ишокун, который позднее стал частью Ойо, земледелец, который нещадно истреблял обезьян. Поля у него были богатые, и обезьяны все время совершали на них набеги. Вот он и решил избавиться от них. Вместе со своими сыновьями стрелял в них из лука, кидал камнями. Но обезьяны не прекращали .

Давным-давно, в незапамятные времена, бог Вулбари жил вместе с людьми на земле. Бог занимал почти всю землю, которая звалась Асасе Я, и людям оставалось очень мало места, они его все время тревожили, так что в конце концов бог рассердился и улетел в небеса. С тех пор люди молятся ему, но добраться до .

Ранним утром, еще по росе, едва заяц Лёк отыскал в песке ямку посуше, к нему подбежала гиена Буки. — Чего это ты от меня всегда прячешься?—спросила она с угрозой. — А чего мне от тебя прятаться?— возразил заяц Лёк, хотя прекрасно знал, почему он сам и все его родичи избегали гиену Буки. Солнце еще не .

Жил некогда человек по имени Али, и хотелось ему больше всего белый свет повидать, в дальних краях удачи поискать. И говорит он жене однажды: — Завтра в дальний путь отправляюсь. Поброжу по белу свету, авось и повезет в чем. Не хотела жена его отпускать, но слова не сказала поперек — вольному воля. Поутру .

В давние-стародавние времена случилась такая история. Около деревни Амсала было когда-то обширное поле. Земля там отличалась редкостным плодородием, но люди обходили эти места стороной. А знаете почему? Потому что поле принадлежало духу Гиннару. Шел как-то мимо владений Гиннару Сабоньума, присмотрелся .

Была у Иджапы-черепахи прекрасная белая лошадь необыкновенной красоты. Когда он восседал на этой лошади, все смотрели на него восхищенными глазами, и сердце его преисполнялось гордостью. Вместо того чтобы работать в поле, он разъезжал целыми днями на своей лошади. Заедет, бывало, на городскую рыночную .

Начнем рассказ о том, как Калао стала черной. Жил давным-давно человек, у которого было четыре жены — Цесарка, Курица, Куропатка и Калао. Когда жены готовили мужу еду и приносили, он приказывал все унести и выбросить собакам. Ел он только то, что готовила ему Калао, и даже знать не хотел, что еда, приготовленная .

Коту надоела холостяцкая жизнь, и он решил жениться. Выбор его пал на самую красивую девушку селения. Скопив сумму, нужную для выкупа невесты, он попросил друзей пойти вместе с ним в дом вождя Кролика. — Я хочу жениться на вашей дочери,— обратился Кот к вождю. Вождь Кролик расправил длинные усы и искоса .

Однажды настал великий голод—ни на земле, ни в воде не осталось ничего съестного. И Паук, и его дети от голода стали прозрачными. И вот однажды пришел Паук к Слонихе и сказал: — Да продлит Аллах твои дни. Меня послала к тебе госпожа вод, Гиппопотамиха. Она велела передать, чтобы ты послала ей сотню корзин .

Давным-давно, так давно, что и не упомнить когда, родилась у владыки небесного Обасси Осо дочь, а у владыки земного — сын. Не по дням растут дети — по часам, и вот приспело время одному жениться, другой замуж выходить. И говорит Обасси Нси, владыка земной, своему небесному собрату: — А не обменяться .

Баран Нджомм Мбуи подружился с Етуком, антилопой. Когда пришло время сева, Нджомм засадил свое поле бананами, а Етук — ямсом. И тот и другой получили неплохой урожай. Пока Нджомм срезал грозди бананов, Етук выкапывал клубни ямса. Так прошел один день. На другой, с самого утра, Етук предложил: — Давай .

В незапамятные времена случился по всей земле великий голод, и пошли люди куда глаза глядят в поисках пищи. Один юноша в лес забрел, да в такую чащобу непролазную, где и нога человечья не хаживала. И видит он: лежит перед ним гора не гора, стог не стог. Пригляделся — голова великанья, волосы мягкие да .

В древние незапамятные времена спустился с небес старец по имени Етим Не, что означает «Праотец», вместе со своей женой Еджав, что означает «Львица». Эта дряхлая чета была первыми обитателями земли. В то время земля была сухой и безводной, потому что вся вода находилась в небесных владениях Обасси Осау. .

Давным-давно, когда еще не было луны, не было и смерти. Люди не умирали. Ведь с неба свисали цепи. Когда люди уставали от жизни, они взбирались по цепи на небо, выше облаков, и отдыхали там сколько хотели. Жил тогда кузнец по имени Фазого Ба Си, очень искусный в своем ремесле. Жизнью он не был доволен.

Африканские сказки: про Ведьм, про Волков, про Волшебников, про Зайцев, про Львов, про Луну, про Мышат, про Принцесс, про Реки, про Старцев, про Хвосты, про Царей.

В культурно-этнографическими отношениями к территории Африки распадаются на 2 историческо-этнографические провинции — Североафриканскую и Тропическо-африканскую.

Основное занятие в Северной Африке — пашенное земледелие (в оазисах и долине Нила — поливное), садоводство и виноградарство, культивирование финиковой пальмы в оазисах, у части арабов (бедуинов) и берберов, как правило, в горных и полупустынных районах — кочевое и полукочевое скотоводство (верблюды), крупный и мелкий рогатый скот, лошади, ослы). Одежда — длинные широкие рубахи (галабея) с круглым воротом, сужающиеся к низу штаны, безрукавки, куртки, кафтаны, распашные плащи с укороченными рукавами или без рукавов. Традиции кочевников сохраняется в обычае сидеть, есть и спать на полу. Основная пища — каши, лепёшки, кислое молоко, кус-кус (варёные маленькие макароны из пшеничной крупы), мясо, жаренное на вертеле, и в виде фарша, рыба, пирожки, бобовые подливы, острые соусы, оливковое масло, сухофрукты и блюда на их основе, чай, кофе.

Рекомендуем прочесть:  Чем Лечить Конъюктивит У Мопса

Жилище земледельцев: глинобитные или саманные постройки с плоской крышей, часто с террасами, выходят на внутренний двор, на улицу усадьба выходит глухой стеной. В странах Магриба распространён мавританский стиль городской архитектуры. На юго-востоке провинции живут нубийцы и кушитоязычные беджа.

В культурно-этнографическими отношениями к территории Африки распадаются на 2 историческо-этнографические провинции — Североафриканскую и Тропическо-африканскую.

Английские сказки

Англичане — народ, который составляет основное население Великобритании. Он сформировался в течение Средних веков из германских племён саксов, англов, фризов, ютов, а также ассимилированных кельтов. Общая численность англичан составляет примерно 90 миллионов человек. Большинство из них проживают в Англии, в США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Индии.

Английский язык имеет значение не только как национальный язык этого народа, но также давно популярен в качестве международного языка. В древности использовалось письмо на основе рунического алфавита.

Приветствие Скажи-ка дружок, где начинается день? А? Если идти над землей вместе с солнышком, то как определить, где кончается вторник, а где начинается среда? Английский писатель Льюис Кэрролл считал, что это происходит наверное где-нибудь над океаном, а они такие большие моря и океаны и все так плохо .

Давным-давно жил-был на севере Шотландии один зажиточный фермер. У него было семеро сыновей и одна дочь. И младшему сыну люди дали очень странное прозвище — его прозвали Ассипатл, что значит: «Тот, кто валяется в золе». Пожалуй, Ассипатл заслужил эту кличку. Мальчишка он был ленивый — не хотел работать .

В стародавние времена в графстве Девоншир жила одна старуха женщина добрая и богобоязненная. Однажды, уж не знаю, почему, она, проснувшись в полночь, вообразила, что наступило утро, поднялась с постели и оделась. Старуха взяла две корзинки, плащ и пошла в соседний городок за провизией. Выйдя на луг.

Жили когда-то в замке близ дивных мельничных плотин Биннори две королевских дочери. И посватался к старшей из них сэр Уильям, и покорил ее сердце, и скрепил свои клятвы кольцом и перчаткой. А потом увидел младшую сестру-златокудрую, с лицом нежным, как цветущая вишня, — и сердце свое отдал ей, а старшую.

В Сионийских горах наступил очень жаркий вечер. Отец Волк проснулся после дневного отдыха, зевнул, почесался и одну за другой вытянул свои передние лапы, чтобы прогнать из них остаток тяжести. Волчица Мать лежала, прикрыв своей большой серой мордой четверых барахтавшихся, повизгивавших волчат, а в отверстие .

На второй год после великого боя с деканскими рыжими собаками и смерти Акелы, Маугли, вероятно, минуло семнадцать лет. Но он казался старше, так как делал много физических упражнений, хорошо ел и, едва почувствовав себя разгорячённым или запылённым, тотчас же купался; благодаря всему этому он стал сильнее .

ГЛАВА 1. В КОТОРОЙ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С ВИННИ-ПУХОМ И НЕСКОЛЬКИМИ ПЧЕЛАМИ Ну вот, перед вами Винни-Пух. Как видите, он спускается по лестнице вслед за своим другом Кристофером Робином, головой вниз, пересчитывая ступеньки собственным затылком: бум-бум-бум. Другого способа сходить с лестницы он пока не знает.

Одна девушка нанималась в услужение к пожилому чудаковатому джентльмену. Спрашивает он ее: — Как ты будешь меня называть? — Хозяином, или барином, или как вам будет угодно, сэр,- отвечает девушка. — Ты должна меня называть «владыкой из владык». А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на свою.

Давным-давно на ферме возле Тавистока работали две девушки, Бет и Молли. А вы, наверное, знаете, что в давние времена во всем Девонширском графстве вряд ли нашелся бы хоть один дом без своего домового, или, как их еще звали, брауни. Встречались еще разные паки, эльфы и водяные, но они не очень-то походили .

Тётка Гуди была няней. Она ухаживала за больными и нянчила маленьких детей. Как-то раз её разбудили в полночь. Она спустилась из спальни в прихожую и увидела какого-то диковинного старичка, да к тому же косоглазого. Он попросил тётку Гуди поехать к нему, говоря, что жена его больна и не может нянчить.

В давние времена жил в Англии один рыцарь. На щите у него был изображён страшный крылатый дракон, но, как вы сейчас сами увидите, это ему не помогло. Однажды рыцарь охотился вдали от Глостера и заехал в лес, где водилось много кабанов, оленей и других диких зверей. В лесу посреди поляны стоял холмик.

Как-то раз одна девушка отправилась на ярмарку: она хотела наняться к кому-нибудь в услужение. И вот наконец какой-то чудаковатый на вид пожилой джентльмен нанял ее и повел к себе домой. Когда они пришли, он сказал, что прежде всего должен ее кой-чему научить, потому что все. вещи в его доме называются.

В царствование доброго короля Артура в графстве Корнуэлл, на мысу Лэндс-энд жил крестьянин и был у этого крестьянина единственный сын по имени Джек. Джек был ловкий парень с таким быстрым и живым умом, что никто и ни в чем не мог с ним потягаться. В те дни на островке, именуемом Корнуэллская гора, обитал .

Давным-давно, а точнее сказать — не припомню когда, жила на свете бедная вдова с сыном. Помощи ждать им было неоткуда, вот и впали они в такую нужду, что порой не оставалось ни горсти муки в доме, ни клочка сена для коровы. Вот однажды мать и говорит: — Видно, делать нечего, Джек, придется нам продать.

Жила давным-давно одна бедная вдова, и был у нее единственный сын Джек да корова по кличке Белянка. Корова давала молоко, и мать продавала его на базаре — с этого и жили. Но однажды Белянка перестала давать молоко. — Как же мы будем жить дальше? — сокрушалась мать ежеминутно. — Я попытаюсь найти какую-нибудь .

Жил-был когда-то мальчик по имени Джек. Отец его давно умер, и они с матерью остались вдвоем. Они были очень бедны. Точнее говоря, у них ничего не было, кроме одной-единственной коровы, которая давала им молоко.Но, увы, настал день, когда корова перестала доиться, и мать Джека решила, что лучше уж тогда .

В доброе старое время,- а оно и правда было доброе время, хоть было оно не моё время и не ваше время, да и ничьё время, — жили в дремучем лесу старик со старухой, и был у них один-единственный сын Джек. Жили они уединенно, и Джек никого не видел, кроме своих родителей, хоть и знал из книг, что на свете.

Жил на свете старый солдат. Долго пришлось ему воевать так долго, что под конец он совсем обносился и не знал, куда податься, чтобы раздобыть деньжонок. Взбирался он на вересковые холмы, спускался в долины, пока не добрался, наконец, до одной фермы. Фермер в то время был в отъезде он отправился на рынок.

Жил-был на свете парень. Звали его Джек, и жил он со старухой матерью на пустыре. Старуха пряла пряжу на людей, но от этого ведь не разбогатеешь, а Джек был лентяй, каких мало. Ничего-то он не делал, ровнёшенько ничего, только грелся на солнышке — это в летнюю жару, а зимой отсиживался в углу у очага. Потому.

Жил-был на свете парень. Звали его Джек, и жил он со старухой матерью на пустыре. Старуха пряла пряжу на людей, но от этого ведь не разбогатеешь, а Джек был лентяй, каких мало. Ничего-то он не делал, ровнешенько ничего, только грелся на солнышке — это в летнюю жару, а зимой отсиживался в углу у очага. .

Давным-давно в веселом, светлом лесу, который начинался сразу за деревней Уолгрейв, что в Нортгемп-шире, жили-были эльф и ведьма. Ведьму звали Хаулит жила она в покосившемся домике под соломенной крышей на северной опушке леса, и был у нее кот по имени Чернулин. Кот мыл, подметал, убирал и стряпал.

В богатом замке возле самого моря жил когда-то старый лорд. Он жил очень одиноко, и замок его всегда оставался пустым. Не слышно было под его сводами ни молодых голосов, ни веселого смеха. Часами старый лорд ходил взад-вперед по стертым плитам каменного пола или же сидел у окна и глядел на хмурое море. .

Жили-были на свете старик со старухой, и был у них маленький сынок. Как-то утром замесила старуха тесто, скатала пончик и посадила его в печку, чтобы он испекся. — Смотри за Джонни-пончиком, пока мы с отцом будем на огороде работать,- сказала она мальчику. И родители ушли окучивать картошку, а сынишку.

(Отрывок из ее дневника, найденного в бабушкином сундуке) Вторник . – Иногда мне кажется, что я очень счастливая: у меня есть две старшие сестры, которые приглядывают за мной. Как я понимаю, у многих молоденьких девушек вообще никого нет, и им, должно быть, так одиноко. А у нас в доме всегда происходит.

Давным-давно жил в Хилтон-Холле один брауни, то есть домовой,- самый проказливый из всех домовых на свете. По ночам, когда слуги расходились спать, он все переворачивал вверх дном. Сахар насыпал в солонки, в пиво бросал перец, опрокидывал стулья, столы ставил ножками вверх, выгребал горячие угли из каминов.

Вы знаете, почему сова так сердито кричит по ночам: «Уух, уух!» Если нет, мы вам расскажем. В былое время — то было не мое время, и не ваше время, да и ничье то время — в Англии водилось много всякой нечисти. Всякие там эльфы, паки, великаны, говорящие жабы и прочее. И, конечно, феи, которые были всесильны.

В один прекрасный летний день дочь графа Мара выбежала, приплясывая, из замка в сад. Там она бегала, резвилась, а порой останавливалась послушать пение птиц. Но вот она присела в тени зеленого дуба, подняла глаза и увидела высоко на ветке веселого голубка. — Гуленька-голубок, позвала она, спустись ко.

Жил некогда в Клитру, что в графстве Ланкашир, бедный портняжка. Работал он на совесть, но, сколько ни старался, никак не мог вылезти из нужды. Когда дела его пошли совсем худо, бедняга решил продать свою душу дьяволу. Кто мог его за это упрекнуть Как всякому человеку, ему хотелось хоть немного денег.

Глава первая— Твоя тётушка Бетти добегалась, — сказал Папа-ёж Маме. — О нет! — воскликнула Мама. — Где? — Рядом, чуть вниз по дороге. Напротив газетного киоска. Плохой там переход. — В наши дни уже нигде перейти нельзя, — запричитала Мама. — Ужасное движение! Представляешь, третий раз в этом году, и .

Глава перваяФермер Шляпп был закоренелым неудачником, да к тому же ещё и бедным. Бедность Шляппа объяснялась тем, что фермер из него был никудышный: всё, что Шляпп продавал, он продавал дешевле, чем прочие фермеры. И что бы он ни покупал, все приобретения почему-то обходились ему дороже, чем другим. .

В доброе старое время, — а оно и в самом деле было доброе время, хотя было то не моё время и не ваше время, да и ничьё время — жила на свете девушка. Мать у неё умерла, и отец женился на другой. Мачеха возненавидела падчерицу за то, что девушка была красивей, чем она, держала её в чёрном теле, заставляла.

Давным-давно, ещё в Каменном веке, жил да был один человек. Был он человек первобытный, жил в пещере и носил очень мало одежд. Ни читать, ни писать он не умел — да и не хотелось ему ни читать, ни писать, — и, покуда он был сыт, он был счастлив. Звали его Тегумай Бопсулай, а это значит: Человек-ноги-которого-никогда-не-спешат, .

Закон Джунглей (самый древний в мире) составлялся постепенно, на каждый случай, который мог произойти в зарослях, и наконец его кодекс достиг почти полного совершенства. Если вы читали о Маугли, вы вспомните, что большую часть своей жизни он провёл в сионийской волчьей стае, изучая Закон, который ему .

В этой сказке я расскажу вам, как верблюд получил свой горб. В начале веков, когда мир только возник и животные только принимались работать на человека, жил верблюд. Он обитал в Ревущей пустыне, так как не хотел работать и к тому же сам был ревуном. Он ел листья, шипы, колючки, молочай и ленился напропалую. .

Жил да был на свете молодой человек по имени Джек. Однажды утром он пошел искать счастья по свету. Пройдя немного, он встретил кошку. — Куда ты идешь, Джек спросила кошка. — Я иду искать счастья. — Можно пойти с тобой — Да, сказал Джек, это будет веселее, чем идти одному. Топ да топ, топ да топ.

Жил на свете мальчик. Звали его Джек. В одно прекрасное утро отправился Джек счастья искать. Не успел далеко отойти — навстречу ему кот. — Куда идешь, Джек? — спросил кот. — Иду счастья искать. — Можно и мне с тобой? — Конечно! — ответил Джек. — Чем больше компания, тем веселей. И пошли они вместе, прыг-скок, .

Давно это было. Пришла в деревню, что стоит на берегу красивой реки Тайн, старуха по имени Клути. Мужчины этой деревни были счастливы и довольны своей судьбой. Испокон веку сидели они на этой земле, пасли овец и коров, пахали, сеяли и жили в достатке. У всех были крепкие, хорошие дома, теплая одежда.

В деревне Тевис жила старая колдунья Дженни со своим двенадцатилетним внуком Вилем. Зла она не делала никому, и поэтому соседи ее любили, хотя и немного боялись ее колдовства. Впрочем, никто наверняка не знал, колдунья ли она, тем более что старуха была бедна. И действительно, старая Дженни не очень .

Большой скалистый питон Каа переменил свою кожу в двухсотый раз, и Маугли, не забывавший, что он был обязан ему жизнью во время ночного дела там, в Холодных Логовищах (как вы, может быть, помните), пришёл его поздравить. После перемены кожи, змея всегда бывает не в духе и чувствует уныние, пока её новая .

В царствование короля Иоанна кентерберийский аббат жил в своем аббатстве не хуже самого короля. Каждый день в трапезной вместе с ним обедали сто монахов, и всегда его окружала свита из пятидесяти рыцарей в бархатных одеждах и с золотыми цепями на груди. Как вам известно, король Иоанн был на редкость.

Давным-давно жили в глуши Шотландии двое братьев. Жили они в очень уединенном месте, за много миль от ближайшей деревни, и прислуживала им старуха кухарка. Кроме них троих, в доме не было ни души, если не считать старухиного кота да охотничьих собак. Как-то раз осенью старший брат, Элсхендер, решил.

ГЛАВА ПЕРВАЯУтром двадцать второго января 1901 года в доме у Мьюриэл Понсонби проживало шестнадцать кошек (считая котят). К вечеру того же дня народились ещё котята, доведя число до круглых двадцати. Это событие, как водится, было занесено в большую книгу, озаглавленную «Книга дней рождения (исключительно .

Слушайте внимательно, милые мои! То, что я расскажу вам, случилось давным-давно, когда человек еще не приручил животных и все они были дикими. Собака была дикая, лошадь была дикая, корова была дикая, овца была дикая, свинья была дикая, и эти дикие животные бродили по сырому дикому лесу. Но самым диким .

Жил да был непослушный крольчонок Питер Пуш. А сестричек его звали Пышка, Плюшка и Пампушка. Все они жили со своей мамой на пригорке, под корнями большой мохнатой ели.— Ну, детишки, — сказала однажды утром мама, старушка миссис Пуш, — идите погуляйте куда хотите — в лес, в поле, только не ходите в сад .

Жила-была лесная мышь, и звали её Маусина Мыштон. Она жила в насыпи под живой изгородью.Какой у неё был удивительный дом!Длинные коридоры вели к погребам и кладовым, где она хранила запасы зерна и орехов. А по стенам тянулись корни живой изгороди.В её доме была кухня, гостиная, буфетная и чулан. И еще .

Читать также произведения авторов: Алана Милна, Беатрис Поттер, Кинг-Смита Дика, Льюиса Кэрролла, Редьярда Киплинга, Фрэнсис Элизы Бёрнетт.
Английские сказки: про Барсуков, про Быков, про Ведьм, про Великанов, про Волшебников, про Ежей, про Жаб, про Колдунов, про Кроликов, про Мышат, про Принцев, про Принцесс, про Рыбок, про Трёх, про Фей, про Хвосты.

Государство состоит из четырёх «исторических провинций»: Англия, Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия.

Великобритания — унитарное государство с парламентской монархией. Королева Елизавета II является главой государства Соединённого Королевства и ещё пятнадцати независимых стран Содружества.

Большинство англичан исповедуют христианство, протестанты-англикане или католики, но есть и представители иных религий.Подавляющая часть англичан сейчас живёт в городах. Семьи обычно нуклеарные, имеется много бездетных пар. Планировка типично английских городов чаще всего радиальная, в центре располагаются площадь и собор. Для Англии очень характерны готические соборы.

Сельские поселения встречаются двух типов — деревни и хутора или фермы. Крыши домов — двускатные, высокие, крутые, сделанные из черепицы или из шифера. Дома обычно каркасные, построенные из гальки, камня, известняковых плит, ну и , разумеется, более поздний тип строений – кирпичные дома. Для англичан характерно малоэтажное строительство и вертикальное расположение квартир.

Национальный костюм, такой каким мы его знаем сейчас, сложился в XIX веке. Ему присущи строгость и простота линий, спокойные, мягкие тона. Тип английского костюма когда-то повлиял на формирование общего стиля мужского европейского костюма. Сейчас среди англичан популярна спортивная одежда. Средневековые элементы сохраняются в одежде судей, гвардейцев, парламентариев, студентов. Кроме того, национальной одеждой можно назвать народный костюм, в котором обычно исполняют танец моррис, который в прошлом считался ритуальным танцем, связанным с пробуждением сил земли.

Традиционная пища обычно мясная, например, бифштекс, ростбиф, бекон, рыбные блюда. Мясо англичане и варят, и жарят, едят и холодным, и горячим, добавляя к нему различные овощи. Очень популярны пудинги из разных продуктов, каши.

ГЛАВА 1. В КОТОРОЙ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С ВИННИ-ПУХОМ И НЕСКОЛЬКИМИ ПЧЕЛАМИ Ну вот, перед вами Винни-Пух. Как видите, он спускается по лестнице вслед за своим другом Кристофером Робином, головой вниз, пересчитывая ступеньки собственным затылком: бум-бум-бум. Другого способа сходить с лестницы он пока не знает.